© zlob-art.livejournal.com

В разные периоды XX века исследователи городского пространства проводили интервью с жителями Ленинграда, после того как в 20-х годах отдаленные районы обустроили по социалистическому принципу. Тогда принадлежность к своему району была частью их идентичности, а поездка в центр города была сродни вторжению во враждебный мир.

«На Невский мы не очень-то ходили. Там неинтересно, чего там, на Невском. А у нас, если кто-нибудь возьмет гитару, можно и петь, и танцевать», – ответил один из респондентов.

Ненавязчиво напрашивается параллель с «реальными пацанами», которые из поколения в поколение передают друг другу традицию щелкать семечки во дворе и развлекаться нестройным хоровым пением.

Что ни говори, а за век у нас мало что поменялось, разве что некоторые «пацаны» из «района» перебрались в центр.

Кстати, об этом во второй половине прошлого века говорил французский социолог Пьер Бурдье. Он отмечал наличие у выходцев из бедных слоев общества (а, следовательно, из бедных районов) «вкуса к необходимости». Этот вкус проявляется, когда исчезают сковывающие условия и появляются возможности более разнообразного потребления. В такой ситуации, как показывает практика, люди, привыкшие к «бедным» условиям, отказываются от появившихся возможностей. То есть, перебираясь по той или иной причине в центр, человек, привыкший щелкать семечки и орать под гитару, не станет ходить по музеям и концертам прогрессивной музыки. Вероятнее всего, он будет продолжать вести прежний образ жизни, только в другом месте.

Социолог Раймонд Пала в своей работе «Модели городской жизни» вывел интересную гипотезу. Чем ниже у индивида образовательный и культурный уровень, тем выше вероятность того, что сообщество, членом которого он является, базируется на принципе пространственной близости и родственных связях. А чем выше интеллектуальный уровень индивида, тем ниже роль территориально-родственных связей – его сообщество преобразуется в социальную сеть, не привязанную к месту жительства.

То есть представители бедных слоев населения собираются вокруг лавочки, а представители «интеллигенции» – вокруг общих интересов. Именно поэтому развлечения, имевшиеся в рабочих районах, вполне удовлетворяли потребности, интересы, запросы многих жителей.

То, что было доступно только в центре, не было для них чем-то особенным, ради чего стоило бы предпринимать длительное и недешевое путешествие (кстати, может, поэтому жители районов называют центр «городом»?). В свою очередь, и «интеллигенция» не стремилась изучать отдаленные районы и заводить дружеские отношения с соседями (соседи, среди которых даже в центре было много рабочих, в большинстве случаев не представляли для них интереса).

Вышло так, что государство само организовало процесс расслоения общества. Тот самый советский мир, который потом превратился в несколько миров под разными именами, разделил людей на умных и недалеких, а город – на прогрессивный центр и отсталые, криминогенные зоны.

Казалось бы, ну что с этим поделать? История есть история, никуда от нее не денешься, а расслоение всегда было. Но не совсем.

Примером успешного освоения городского пространства, как ни странно, является Берлин. Город, ставший столицей лишь в 90-м году ХХ века. Город, в котором из-за военного прошлого и разделительной стены никто не хотел жить (да и не понимал, зачем). Сейчас это один из самых развитых и комфортных городов в мире – и в том, что касается «стилистики» районов, тоже.

После того как Берлин стал символом-развалиной Второй мировой, власти задумались о том, как сделать из него что-то пригодное для жизни. И придумали меткий ход: отдали город во власть искусства. Повсеместно стали появляться музеи, культурные центры, а бывшие промышленные здания стали оккупироваться художниками под мастерские и сквоты. Районов, которые представляли бы исключительно бедные слои населения, здесь фактически нет.

Каждый район являет собой особое пространство, которому свойственно то, что не характерно для соседнего района. Например, в Берлине есть район НойКольн, он знаменит невероятным количеством маленьких пати-баров, и именно сюда в выходные съезжается берлинская молодежь. Есть район бизнес-центров, он сконцентрирован вокруг Александерплатц, а неподалеку – район Кройцберг, известный культурными и не очень заведениями на любой вкус. Понятия «центра» как такового здесь нет. Поэтому житель Берлина, выбирая для себя формат досуга, направляется в тот район, в котором этот формат представлен.

Никакого неравенства, никаких границ. Так почему бы не начать ходить друг к другу в гости?