Сегодня состоится премьера новой оперы Владислава Троицкого и композиторов Романа Григорива и Ильи Разумейко IYOV. Первая версия оперы была представлена в Киеве на Гогольfeste, но как утверждает режиссер-постановщик версия более доработанная как в музыкальном плане, так и в визуальном; постановка стала больше, масштабнее и эффектнее.

Сам Владислав Троицкий называет себя дегустатором, который предлагает зрителю совершенный продукт, подчеркивающий талант молодых композиторов и исполнителей.

BIGGGIDEA встретилась с режиссером IYOVа ВЛАДИСЛАВОМ ТРОИЦКИМ перед премьерой и расспросила его о новом проекте, реакции на Евровидение и дефиците мест для культурной коммуникации.

— Композиторы IYOVa не раз подчеркивали музыкальную часть оперы в сравнении с «Корриоланом». Но если сравнивать визуальную часть, на сколько поменялось в этом смысле ваше отношение к опере как к жанру?

— У меня отношение к опере как к жанру – прекрасное. К примеру, в 2017 году я буду ставить классическую оперу в Национальной опере в Будапеште. Вопрос другой, опера – это рассказ о своих эмоциях, чувствах, актуальных месседжах в первую очередь по средствам музыки.

IYOV отличается от «Корриолана» тем, что здесь концептуально другой композиторский подход. То, что мы творили там, было коллективным творчеством с небольшой корректировкой Антона Байбакова. Здесь же была моя идея, которую композиторы присвоили, и дальше я выступил в роли дегустатора. То есть дальше я слушал и старался сделать так, чтобы можно было найти мостик между изощренным и искушенным сознанием композиторов с неизощренным и неискушенным сознанием публики, при этом не играя на понижение.

То есть ситуация такая, что молодых композиторов прет, они хотят высказать максимально то, что у них накопилось. А у публики сознание медленное. Сравним с вином. Если ты хотя бы по 20 грамм попробовал 20 бутылок вина, то возникнет во рту какая-то каша-малаша; даже не смотря на то что вино может быть прекрасным, вы не сможете полноценно его оценить. Так вот моя задача заключалась в том, чтобы публика смогла посмаковать талант ребят композиторов и исполнителей.

— Это достаточно молодой коллектив. На сколько вам с ними было сложно и легко работать?

— Все по любви. Тут же не за деньги, поэтому никого не заставишь. Вначале мы (а это почти вся наша нышешняя команда) отправились в удивительное путешествие с «Корриоланом». Мы получили само переживание акта творчества. И вдруг из ничего возникает волшебный цветок высказывания. Конечно, он может быть несовершенен, но это твой ребенок, это ничем не заменимо.

Как бы там ни было, «Корриолан» был первый в Украине масштабный академический проект, который в таком сложном жанре оперы заявил о себе. И мы понимаем, что это было историческое событие, как для Украины, так и для каждого из ребят, как бы это громко ни звучало. Мы создали прецедент.

— Ваша постановка IYOVa – это история про любовь и смерть. Смерть подчеркнута реквиемом, который звучит в спектакле. К сожалению, у нас в стране достаточно много смерти. Каждый день гибнут люди, и не только от войны. А как на счет любви, особенно любви к ближнему своему?

— Дело в том, что мы потеряли понятие сакральности и ценности смерти. Это такая некая неудобная драматичная история, которую все стараются игнорировать, этого как бы нет. Не смотря на то, что смертей достаточно много, при этом их как бы нет, мы все живем как бы бессмертные.

Поэтому теряется ценность каждой секунды жизни. Поэтому время, которое нам даровано сейчас, мы откладываем на потом, на завтра. А завтра может быть никогда не наступит. А от этого ценность любви и доверия друг к другу тоже теряется. Вот эта история Иова – это история о вере, о незаслуженных испытаниях, которые обрушились на него. Это те испытания, которые не пожелаешь и врагу – смерть детей, полное разорение, болезни. Как в этой всей ситуации не потерять веру, и можно ли ее не потерять?

История Иова – это история, когда ты доверяешь другому, доверяешь себе, не обвиняя мир в несчастье своем, начиная пахать на земле.

— Где находить эту веру украинскому обществу в нашей ситуации?

— В творчестве и только в нем.

И творчество это широкое понятие. Если ты к этому относишься не как к печальной обязанности, а как к процессу созидания жизни, когда в тебе пробуждается божественная часть твоя, а не бесовская хула. И эта радость созидания, доверие к другому будет способствовать вере. В одиночестве, конечно, можно быть удивительным цветком. Но процесс созидания лучше разделать вместе с кем-то.

— Но ведь достаточно сложно созидать в условиях войны, которая длится уже около трех лет. Война стала рутиной, общество по-прежнему ищет врагов.

—Но ведь мы живем не на той территории, где идут военные действия. И на самом деле те города, которые обстреливаются, это маленькие точки.

 Война закончится только тогда, когда мы вот здесь начнем созидать реально другой мир. И он должен быть убедительным.

Конечно, процесс созидания не означает, что мы должны закрывать глаза на войну, на боль, на трагедию других людей. Ты это принимаешь, ты сострадаешь этому. Но все равно ты должен затачиваться на завтрашний день и думать над тем, в какой мир войдут твои дети. В конце концов, в какой мир войдешь лично ты завтра.

— Относительно завтра. Есть же проекты, которые заточены на развитие культуры условного завтра. Я имею в виду Программу развития культуры 2025. Есть ли вообще временные рамки для этого «завтра»? Каким должны быть программы?

—2025 – это теоретическое описание стратегии, это не проект. Я говорю в первую очередь о том, что делается ручками – пишется музыка, ставятся спектакли, пишутся книги, рисуются картины – вот оно завтра.

— Но ведь для этого тоже нужны инициативы, поддержка и со стороны государства в том числе.

— Что такое государство? Как вы можете ожидать от невменяемых чиновников, которые служат смотрителями на кладбище? Все наше государство, вся эта институция – это кладбище. Оно не в состоянии производить ничего, кроме миазмов. Вот представьте, что такое реформы на кладбище.

— Ну подождите. Есть созданный недавно Украинский институт книги.

— Создать это одно. Посмотрим, как оно будет работать. Если в этот институт войдут вменяемые люди, то слава богу.

 Но по большому счету поведение нашего министерства культуры с его запретами, белыми и черными списками больше похоже на слепогулухонемого слона.

Это такой средневековый треш. Вместо того, чтобы поддерживать свое, разрушается чужое. Ну поддерживай свое, давай возможность расти своему удивительному, но при этом не запрещайте чужое.

Для того, чтобы помочь созидать нужно провести работу – создать пространство, принять программу. Для того, чтобы запретить, ничего не нужно. Поэтому чиновники выбирают путь изображения деятельности, в которой нет никакой деятельности.

— Кстати о запретах. Я бы хотела также спросить вас о Евровидении. Вы видели выступления артистов и достаточно позитивно о них отозвались. Но я бы хотела спросить не о качестве музыки, а о том, что вот уже несколько лет Евровидение для украинцев – это как обращение президента в новогоднюю ночь – все ждут, надеются, загадывают желание и верят, что в эту ночь что-то может измениться – я не знаю, то ли вера, что европейцы узнают об Украине и вдруг что-то изменится. Откуда этот культ шоу? Откуда эта вера?

— Как бы там ни было поп-музыка – это мейнстрим, но Евровидение это даже не мейнстрим, а хорошо раскрученное шоу. Другое дело, что у нас только сейчас оказались все претенденты очень достойными. Я имею в виду в виду Jamala, SunSay, Pur:Pur и TheHardkiss. Назвать это попсой даже не поворачивается язык. Это качественная музыка, умные люди, которые хорошо говорят и поют. К тому же само шоу было очень хорошо снято. Действительно нам есть чем гордиться.

— Относительно SunSay было много разговоров, в частности, ему закидали его недостаточный патриотизм. И в том числе такие комментарии звучали и со стороны людей культуры. А после финального выступления появилось обращение о запрете концерта артиста во Львове.

— Ни один из моих приличных знакомых не пишет комментарии в интернете. Я думаю, что такие вещи комментирую несостоявшиеся озлобленные карлики, поэтому вступать с ними в дискуссии себе дороже. Как только мы переводим дискурс в поле «сам дурак» и поле «люби Родину», мы сводим дискуссию на нет. Ведь, что такое Родина? Президент это Родина? Донбасс это Родина? Но ведь, что делать, если там есть люди, которые не хотят ничего украинского?

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

Репетиция IYOVа

— И что делать с теми людьми, которые не хотят ничего украинского?

— Мое мнение, возможно, вам покажется утопическим, но если мы не начнем строить новую убедительную Украину здесь и сейчас, то война там не закончится.

Потому что всегда будет вопрос о том, что мы прошли Майдан, но чего мы достигли? Пока не будет идеальных успешных проектов, которые можно будет увидеть, положить на стол и раскрыть карты, в это не будут верить люди. Все остальное это инфантилизм и отсутствие доверия. Мы говорили с вами выше, что без доверия нет веры, а без веры невозможно ничего построить.

И первая точка кристализации веры может происходить в сфере культуры. Ведь раньше эту функцию выполняла религия. А кто выполняет ее сейчас? Ведь если у человека нет ориентира, точки сборки, он легко поддается на самые низменные раздражители – к примеру расизм, или другую энергию войны, мыслит в категориях враг–свой. На самом деле этим всем пользуется тот самый злополучный Путин. А пытаться с ним воевать на уровне «сам дурак», как мне кажется, это дорога в никуда.

К примеру, у меня есть друзья в России, которые, конечно, не поддерживают Путина. Таких как они на самом деле процентов пять, но можем ли мы сказать, что таких людей вообще нет? Или нет, например, русской культуры или мы должны отказаться от нее, от Достоевского, Чайковского, русско-украинского Гоголя?

Если ты отказываешься от этого, значит дурак, потому что лишаешься мощнейшего потенциала развития. Нельзя становиться рабом этого. Нельзя ни взять это и не отправиться с этим в удивительное творческое путешествие.

К сожалению, политикой занимаются в основном недалекие люди. При этом возможно потенциально эти люди и умные, но, приходя во власть, они начинают работать по принципу «день простоять, да ночь продержаться». Путин, коррупция–некоррупция, сам коррупция–некоррупция, постоянные кумовские связи.

 Получается, что для чиновника идеальный вариант работы – это много говорить о реформах, но ни в коем случае ничего не делать.

Потому что, как только ты что-то делаешь, сразу появятся обиженные и те, которые потенциально могут иметь бонус. Тебя сразу могут обвинить в том, что ты что-то разрушаешь или кому-то подыгрываешь, то ли русским, то ли американцам – в зависимости от ситуации.

— Кстати относительно реформ. Согласно данным Института Горшенина – 71,5% опрошенных считает, что реформы не проводятся. Одновременно 73,5% населения Украины не готовы терпеть материальные трудности ради успеха реформ. То есть на практике оказывается, что никто не готов работать и жертвовать.

— Конечно.

— В одном из своих интервью, еще перед постановкой «Кориолана» вы говорили о том, что в Украину нужно привлекать пассионариев из Европы и Америки. Но, как их сюда привлечь, ведь если во время Майдана люди ехали сюда, чтобы вдохновиться протестом и людьми, то сейчас интерес спал, как собственно и вера в реформы.

— Только для этого нужно создать место, куда эти люди смогут приезжать. Пока у нас в Украине нет ни одного физического места, где с тобой будут разговаривать на одном языке. Ну кроме таких кафечек, в которых мы встречаемся. Вот вы можете назвать в городе Киеве место, где можно встретиться с людьми с горящими глазами? Их нету. Таким местом в какой-то момент мог бы стать «ПинчукАртЦентр», но общение там возможно только на открытиях. Мог бы стать таким местом и «Мыстецькый Арсенал», но он таковым не стал. У нас такой площадки нету во всей стране.

— Но ведь после Майдана вполне могло появиться такое место.

— Правильно. Но для этого нужна воля. Тут, к сожалению, нужно государство, но от него, конечно, не дождешься. У меня, к слову, есть еще уникальный опыт.

В прошлом году я очень много участвовал во всяких радах – при минкульте, при комитете по духовной спадщине, какая-то еще рада при президенте Украины – неимоверное количество рад. И там все нарады да нарады, все разговаривают разговоры и я почувствовал, что мое КПД равно нулю.

Меня вроде бы слушают и говорят, что все это прекрасно, но ничего не происходило, это был абсолютный симулякр. Но идея создания этого общественного пространства жива. Ведь Майдан это открытое место, где люди объединялись в горизонтальном принципе. Не было никакой вертикали. Но куда идти дальше? Для того, чтобы созидать нужно больше усилий и немножечко оранжерейные условия.

Вот для того, чтобы создать пространство для созидания и нужно государство, но государство не раздуплилось. Мы не можем трогать все эти институции, потому что там – «ще не вмерла Украина» во всем своем величии и всеми этими регалиями.

Поэтому мы должны создать нечто новое, как патрульную полицию. И вот 3 марта мы даем пресс-конференцию по синергии бизнеса, «АртПлатформы» и «Гогольфеста». То есть будет создан некий кластер. И я надеюсь, что у нас получится задуманное.

— А может ли стать некой такой площадкой фейсбук или соцсети?

— Нет, здесь же история не только про коммуникацию. Это история про то, что делается. Поболтать, полайкать – это все конечно зашибись, но это рамка, облачная тема. Где создавать, где делать? Куда приводить друзей, которые приезжают из-за границы, какую культуру им показывать, с кем знакомить?

Все что я могу ответить на вопрос: а что делать, это – дерзать! Потому что жизнь слишком быстра и сожалеть о том, что ты что-то не сделал, не успел, или что появится прекрасный президент, министр культуры, губительно. Можно всю жизнь прождать. Небольшая отсрочка – огромное никогда.

Поэтому, если ты здоров, молод, полон сил, если ты можешь что-то сказать миру, если ты можешь кому-то помочь своим знанием, любовью, добротой, силой – делай это. Когда-то четыре года назад я говорил об альтруистической модели создания цивилизации. В тот момент, когда ты отдаешь, в эту секунду ты реально чувствуешь полноту жизни.

 Если есть что копить и отдавать, отдавай.

Когда я говорю о непонимании культуры, о том, что нет мест, куда можно пойти, я говорю о том, что в такой момент возникает ощущение неполноценности и провинциальности. И с этим комплексом, который мы кодируем в себя, нам ничего больше не остается, как просто ныть. С другой стороны я смотрю на свои проекты, и вижу, что они успешны. У меня ведь лично у самого куча проблем, но бодрячком пацанчик, бодрячком. И интереснее жить становится.

— Значит следует ожидать что-то новое в следующем году?

—Да все время. Вот сейчас IYOV. Потом я еду в Варшаву ставить «Украинский декамерон», премьера которого запланирована на май. Потом Dakh Dаughters представят в Вене новую программу, 2 июня стартует новая-старая программа «ДахаБраха» в Украине – «Україна містична». Потом я ставлю «Три товарища» Ремарка в Таллинне, «Замок» Кафки в Украине, «Село Спепанчиково» Достоевского в Германии – ну это ближайшие планы. Бодрячком пацанчик, бодрячком.